Статистика за 2023 год еще раз показала, что ряд сибирских регионов так и не выбрались из бедности.
Данные за 2023 и 2022 годы можно представить в следующем виде (2023/2022):
Тыва — 23,5%/28,8%
Алтай — 16,5%/20,4%
Алтайский край — 13,3%/15,4%
Хакасия — 15,8%/18,1%
Красноярский край — 12,7%/14,5%
Иркутская область — 13,2%/14,9%
К ним еще можно добавить забайкальские регионы, так сказать, для полноты картины.
Бурятия — 17,3%/17,7%
Забайкальский край — 15,4%/19,3%.
Из этих данных видно, что весь юг Сибири и Забайкалье — это регионы с высокой долей населения, живущего за чертой бедности, то есть имеющего доходы ниже прожиточного минимума.
Сопоставление данных показывает, что ситуация улучшается, в частности, особенно заметно движение в Забайкальском крае и в Тыве. Но в целом, до среднероссийского уровня, не говоря уже о наиболее социально-экономически развитых регионах Сибири еще далеко.
Обзор материалов показывает, что определенного мнения о причинах бедности не сложилось. Правительство регионов и экономисты, по большому счету, теряются в догадках. Ни развитие промышленности, ни валовый региональный продукт, ни средненачисленная заработная плата вовсе не указывают на то, что население должно быть бедным. Например, средняя заработная плата в Хакасии в 2023 году — 61,3 тысяч рублей, что не так уж и ниже среднероссийской — 73,7 тысяч рублей.
Раз нет понимания причин, то нет и эффективной политики ликвидации этого явления.
Я отважусь высказать пару гипотез для объяснения этого странного положения, исходя из своего опыта изучения разных экономических систем.
Первое. Неисправная статистика. Росстат и его региональные отделения считают денежные доходы населения, исходя из представленных предприятиями и организациями данных. Их можно проверить через оборот торговых организаций, сведения о котором также представляются в Росстат, а также через уплату НДС, который довольно точно корреспондирует с объемом торгового оборота, проходящего через кассовые аппараты. Это важно отметить, поскольку есть торговля без кассовых аппаратов — наличностью или переводами СПБ.
Что здесь не так? То, что статистика, по всей видимости, не учитывает натуральных доходов населения со своего хозяйства. Например, в городе человек заработал денег и купил продукты питания, скажем, мяса — 80 кг в год. Стоимость говядины в магазине в конце 2023 года — 650 рублей за кг. Таким образом, стоимость купленного мяса составит 52 тысячи рублей в год.
При этом в деревне или пригороде в своем хозяйстве человек вырастил свинью, корову или лошадь, забил ее и употребил мясо, те же самые 80 кг в год. Но в статистике этот объем никак не показывается, потому что он не продается, не покупается и в деньгах не оценивается.
Но с точки зрения уровня жизни, покупка 80 кг мяса в магазине и производство 80 кг мяса в своем хозяйстве практически равнозначны. Но в первом случае человек должен работать и получать зарплату, то во втором неотложной необходимости в заработке нет.
То же самое и с другими продуктами. Например, 10 кг огурцов из своей теплицы — около 1000 рублей, 10 кг помидоров — 1500 рублей, картофель, при урожае с обычной приусадебной делянки в 1,5-2 тонны — 87000 — 116000 рублей.
Стандартный набор приусадебного хозяйства в 10-15 соток, с картофельным полем, теплицами, грядками и со своим скотом, свободно дает продовольственной продукции примерно на 200 тысяч рублей в год. Это эквивалент ежемесячного дохода в 16,6 тысяч рублей. При этом работа на стороне может приносить хозяйству 5-6 тысяч рублей в месяц. С точки зрения статистики хозяйство живет за чертой бедности, а с точки зрения валового, денежно-натурального дохода, уровень жизни ощутимо выше прожиточного минимума, то есть не бедность.
Таким образом, чтобы увидеть реальную картину, надо перевести с натурального на денежный оброк… простите, оценить в деньгах и подсчитать натуральные доходы хозяйств. Для этого есть старые, добрые, но сейчас подзабытые методы статистической оценки частных хозяйств.
Второе. В регионах с высокой долей населения, которое, согласно статистике, живет за чертой бедности, по всей видимости, население в значительной массе трудится в своем хозяйстве, а не в качестве наемного рабочего.
С одной стороны, это неплохо, поскольку население определенно живет получше, чем показывает статистика. С другой стороны, это плохо тем, что труд в этих регионах вообще низко ценится, что и препятствует их экономическому развитию. Если труд населения, в том числе подростков и молодежи, вовлекается в первую очередь в собственное хозяйство — «помочь родителям» — и, разумеется, не оплачивается, то это создает устойчивые стереотипы и вредные традиции в отношении труда. Во-первых, даровой труд используется расточительно, без какого-либо учета его эффективности и производительности. Во-вторых, местные работодатели имеют возможность ставить планку заработной платы настолько низко, насколько им позволяет совесть, потому что альтернатива — все тот же неоплачиваемый труд в своем хозяйстве за еду. В-третьих, трудящийся не умеет и не привык настаивать на достойной оплате. Дали хоть какие-то деньги — уже радость. Это нечто вроде крепостничества, когда человек формально свободный, но не имеет ни средств, ни возможностей куда-то уехать, чтобы заработать больше.
Отсюда следует, что борьба с бедностью в этих регионах должна состоять вовсе не в выделении разного рода подачек и вспоможествований, а в приучении молодежи, главным образом, сельской, к работе за деньги и за достойную оплату. Это могут быть различные программы занятости, вроде стройотрядов для благоустройства в городах, смотря по местным условиям. В них главное должно быть в том, чтобы участник хотя бы раз, хотя бы месяц поработал и получил бы, непременно получил на руки настоящую зарплату. После этого у него уже мышление изменится и он будет искать сам возможность заработка или бизнеса, в чем ему можно что-нибудь посоветовать.
